Войнич Э. Л. Овод. Роман / Пер, с англ. Н. Волжиной.—М.: Мысль, 1981— 208 с.


Роман "Овод", написанный английской писательницей Э.-Л. Войнич, посвящен деятельности итальянской подпольной организации "Молодая Италия" в 30-е и 40-е годы XIX века. Писательница разоблачает коварство и ханжество служителей католической церкви.
Образ главного героя романа Овода стал примером героя-революционера. Читая историю борьбы и гибели отважного Овода, читатели многих стран и поколений учатся хранить верность революционным идеям, учатся героизму и мужеству.

ОТ АВТОРА
Приношу глубочайшую благодарность всем тем в Италии кто оказал мне помощь по сбору материалов для этого романа. С особой признательностью вспоминаю любезность и благожелательность служащих библиотеки Мапучеллиана во Флоренции, а также Государственного архива и Гражданского музея

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА I
Артур сидел в библиотеке духовной семинарии в Пизе и просматривал стопку рукописных проповедей. Стоял жаркий июньский вечер. Окна были распахнуты настежь, ставни наполовину притворены. Отец ректор, каноник Монтанелли, перестал писать и с любовью взглянул на черную голову, склонившуюся над листами бумаги.
—Не можешь найти, carino? Оставь. Придется написать заново. Я, вероятно, сам разорвал эту страничку, и ты напрасно задержался здесь.
Голос у Монтанелли был тихий, но очень глубокий и звучный. Серебристая чистота тона придавала его речи особенное обаяние. Это был голос прирожденного оратора, гибкий, богатый оттенками, и в нем слышалась ласка всякий раз, когда отец ректор обращался к Артуру.
—Нет, padre, я найду. Я уверен, что она здесь. Если вы будете писать заново, вам никогда не удастся восстановить все, как было.
Монтанелли продолжал прерванную работу. Где-то за окном однотонно жужжал майский жук, а с улицы доносился протяжштй, заунывный крик торговца фруктами: "Fragola! Fragola!
Об исцелении прокаженного"—вот она!
Артур подошел к Монтанелли мягкими, неслышными шагами, которые всегда так раздражали его домашних. Небольшого роста, хрупкий, он скорее походил на итальянца с портрета XVI века, чем на юношу 30-х годов из английской буржуазной семьи. Слишком уж все в нем было изящно, словно выточено: длинные стрелки бровей, тонкие губы, маленькие руки, ноги. Когда он сидел спокойно, его можно было принять за хорошенькую девушку, переодетую в мужское платье; но Гибкими движениями он напоминал прирученную пантеру — правда, без когтей.
я помогу тебе разобраться в твоей работе. Чего ты там не понял?
Они вышли в тихий тенистый монастырский сад. Семинария занимала здание старинного доминиканского монастыря и двести лет назад его квадратный двор содержался в безупречном порядке. Ровные бордюры из букса окаймляли аккуратно подстриженный розмарин и лаванду. Монахи в белой одежде, которые когда-то ухаживали за этими растениями, были давно похоронены и забыты, но душистые травы все еще благоухали здесь в мягкие летние вечера, хотя уже никто не собирал их для лекарственных целей. Теперь между каменными плитами дорожек пробивались усики дикой петрушки и водосбора. Колодец среди двора зарос папоротником. Запущенные розы одичали; их длинные спутанные ветки тянулись по всем дорожкам. Среди букса алели большие красные маки. Высокие побеги наперстянки склонялись над травой, а бесплодные виноградные лозы, покачиваясь, свисали с ветвей боярышника, уныло кивавшего своей покрытой листьями верхушкой.
В одном углу сада поднималась ветвистая магнолия с темной листвой, окропленной там и сям брызгами молочно-белых цветов. У ствола магнолии стояла грубая деревянная скамья. Монтанелли опустился на нее.
Артур изучал философию в университете. В тот день ему встретилось трудное место в книге, и он обратился за разъяснением к padre. Он не учился в семинарии, но Монтанелли был для него подлинной энциклопедией.
— Ну, пожалуй, я пойду,—сказал Артур, когда непонятные строки были разъяснены.—Впрочем, может быть, я вам нужен?
— Нет , на сегодня я работу закончил, но мне бы хотелось, чтобы ты немного побыл со мной, если у тебя есть время.
—Конечно, есть!
Артур прислонился к стволу дерева и посмотрел сквозь темную листву на первые звезды, слабо мерцающие в глубине спокойного неба. Свои мечтательные, полные тайны синие глаза, окаймленные черными ресницами, он унаследовал от матери, уроженки Корнуэлла2. Монтанелли отвернулся, чтобы не видеть их.
— Какой у тебя утомленный вид, carino,—проговорил о»
— Что поделаешь...

— Напрасно ты спешил приступать к занятиям. Болезнь матери, бессонные ночи—все это изнурило тебя. Мне следовало настоять, чтобы ты хорошенько отдохнул перед отъездом из Ливорно3
) —Что вы, padre, зачем? Я все равно не мог бы остаться
в этом доме после смерти матери. Джули довела бы меня до сумасшествия.
джули была жена старшего сводного брата Артура, давний
> его недруг.
— Я и не хотел, чтобы ты оставался у родственников,—
мягко сказал Монтанелли.—Это было бы самое худшее, что можно придумать. Но ты мог принять приглашение своего
1 друга, английского врача. Провел бы у него месяц, а потом снова вернулся к занятиям.
—Нет, padre! Уоррены — хорошие, сердечные люди, но они многого не понимают и жалеют меня —я вижу это по их лицам. Стали бы утешать, говорить о матери... Джемма, конечно, не такая. Она всегда чувствовала, чего не следует касаться,— даже когда мы были еще детьми. Другие не так чутки. Да и не только это...
—Но что же еще, сын мой?
Артур сорвал цветок с поникшего стебля наперстянки и нервно сжал его в руке.
—Я не могу жить в этом городе,—начал он после минутной паузы.—Не могу видеть магазины, где она когда-то покупала мне игрушки; набережную, где я гулял с нею, пока она не слегла в постель. Куда бы я ни пошел—все то же. Каждая цветочница на рынке по-прежнему подходит ко мне и предлагает цветы. Как будто они нужны мне теперь! И потом... кладбище... Нет, я не мог не уехать! Мне тяжело видеть все это.
Артур замолчал, разрывая колокольчики наперстянки. Молчание было таким долгим и глубоким, что он взглянул на него, недоумевая, почему тот не отвечает ему. Под ветвями магнолии уже сгущались сумерки. Все расплывалось в них, принимая неясные очертания, однако света было достаточно, чтобы разглядеть мертвенную бледность, разлившуюся по лицу Монтанелли. Он сидел, низко опустив голову и ухватившись правой рукой за край скамьи. Артур отвернулся с чувством благоговейного изумления, словно нечаянно коснувшись святыни.
"О боже,—подумал он,— как я мелок и себялюбив по сравнению с ним! Будь мое горе его горем, он не мог бы почувствовать его глубже.
Монтанелли поднял голову и огляделся по сторонам.
Хорошо, я не буду настаивать, чтобы ты вернулся туда, во всяком случае, теперь,—ласково проговорил он.—Но обещай мне. Что ты отдохнешь по-настоящему , тебе лучше провести их где-нибутдь подальше от Ливорно. Я не могу допустить, чтобы ты совсем расхворался.
а куда поедете вы, повезу воспитанников в горы, устрою их там в середине августа из отпуска вернется помощник тогда отправлюсь бродить в Альпах. Может быть, ты поедешь со мной? Будем совершать в горах длинные прогулки, на месте с альпийскими мхами и лишайниками. Только боюсь, тебе будет скучно со мной.