Алим Кешоков Вершины не спят. Роман в двух книгах. Авторизованный перевод с кабардинского Сергея Бондарина. Советский писатель. Москва. 1973. 723 С.


Роман «Вершины не спят», состоящий из двух книг — «Чудесное мгновение» и «Зеленый полумесяц», — крупное прозаическое произведение Алима Кешокова.
Жизнь и борьба кабардинского народа в
предреволюционное время, в годы революции и
гражданской войны и затем в годы становления
советской власти и первых лет первой пятилетки
в Кабарде — такова тема дилогии.
В романе писатель показывает закономерность приобщения горцев к идеям пролетарской революции, к вооруженной борьбе за установление советской власти на Кавказе и как следствие обретенной свободы — приобщение кабардинского народа к культуре, к знаниям, к просвещению.
В романе действуют местные князья, представители царской власти, муллы и простые труженики, старики и дети, русские революционеры. Возникают сложные психологические ситуации, происходит столкновение сильных характеров. Особенностью Алима Кешокова-прозаика является интерес к сложным, противоречивым натурам, к необычньш судьбам, юмор и отличное знание народного быта и фольклора.
Лирическое начало, ярко раскрывшееся в поэтических произведениях Алима Кешокова, проявилось здесь в новом качестве.

Глава первая
ШХАЛЬМИВОКО — АУЛ, ШХАЛЬМИВОКОПС — РЕКА
День рождения мальчика Лю был отмечен событием, памятным для всего аула. Аул Шхальмивоко, что в переводе на русский язык означает Долина Жерновов, расположен
___ вдоль протоков реки, носящей такое же название.
В старину главным занятием жителей этого аула была вы-Делка мельничных жерновов из камней, приносимых рекой в паводок из ущелья. Жернова из твердой горной породы славились по всей Кабарде. Окружной городок Нальчик был совсем рядом, не.больше часа езды верхом, двух — на арбе, и
там, на многолюдном базаре, всегда находился спрос и на малые жернова, потребные в каждом хозяйстве для ручного помола, и на большие, мельничные. Не удавалось продать за деньги — брали зерном, мукой, а то и бараниной.
Река, служившая таким образом на пользу славному ремеслу, не всегда, однако, выглядела бурной горной рекой. Полной своей силы Шхальмивокопс достигала только во время таяния горных снегов либо после длительных ливней. В иное время, мельчая, она оставляла лужи среди ослепительно белых валунов и неторопливо несла посветлевшие воды по каменистым рукавам, выбирая то одно, то другое русло; под высыхающими валунами мальчуганы выискивали: не занесло ли сюда какого-нибудь добра? Иногда попадалась форель...
Ну, а уж что делалось на реке, когда, неудержимо прибывая от дождей или стремительного таяния снегов, она с шумом неслась, разливаясь по всем рукавам!
В день рождения Лю хлынул страшнейший ливень. Он заглушил все голоса селения — кудахтанье кур, гоготанье гусей, лай собак. Хозяева с опаской прислушивались, как в их садах ветер и ливень срывают яблоки, треплют солому на крышах... Но вот ливень прошел, женщины бросились в сады и в курятники, мужчины двинулись к берегу вздувшейся реки.
Прояснилось. Блеснуло солнце, как бы довольное тем, что мир освежен дождем. Всюду зазвучали голоса. И уж конечно мальчуганы, закатав штаны, прыгали по лужам, через быстрые ручьи...
Могучий поток, грохоча, катил невидимые камни, нес валежину, ветви и целые стволы деревьев, смытых в ущелье. Все это годилось на топливо или даже на стройку. Легкая добыча влекла сюда и нищего Нургали, и вдову Дису с дочерью, хорошенькой Сарымой, и деда-весельчака Баляцо, и, наконец, богача Мусу, торопившегося на берег с двумя скрипучими арбами и своими приспешниками Батоко и Мас-худом.
Лишь жена объездчика Астемира, Думасара, да с нею старая нана, мать Астемира, оставались дома: зачем искать даров горной реки, когда дом озаряется самым большим счастьем — Думасара дарит мужу сына.
Об этом еще никто не знал. Даже длинноносая Чача, знахарка, первая сплетница в ауле, известная и за пределами Кабарды, копошилась на берегу и прозевала важную новость.
Не усидел дома и мулла Сайд. Стараясь не замочить свои сафьяновые чигили, он со стариковской осторожностью neper
шагивал с камня на камень, поддерживаемый под руку работником Эльдаром, широколицым, статным парнем лет семнадцати, с горячими черными глазами. Почтительная заботливость не мешала Эльдару перебрасываться шутками с другими парнями. Весело блеснувшее солнце и всеобщее оживление радовали его, хотя недавно парня постигло большое несчастье.
Не успела еще сойти та луна, при зарождении которой окружной суд присудил отца Эльдара, табунщика Мурата, вместе с другими участниками Зольского возмущения к ссылке в Сибирь. Парень остался круглым сиротою — его мать умерла раньше. Имущество бунтовщика Мурата Пашева было конфисковано в возмещение убытков, причиненных восстанием. Пара коней и корова ушли на скотный двор и в конюшню князей Шардановых. Но жить-то сироте нужно! Не один раз его тетка Думасара посетила муллу Сайда с курицей под мышкой, и наконец мулла согласился взять парня к себе во двор батраком.
— Эльдар, гляди, чинару несет. Бросайся! Хватай!—^понукал работника Сайд, усевшись на большом плоском камне.
— Ой, мулла, меня самого унесет,— отшучивался Эльдар.
— Не отпускай от своего сердца аллаха, и поток не унесет тебя. Смелее, Эльдар, смелее!
Эльдар, не разуваясь, уже входил в шумящую воду. — А и в самом деле может унести,— раздавались голоса.-^ Унесет, как унесло его отца Мурата...
— Ну что же, разве не знал табунщик Мурат, куда суется? — заметил кто-то осуждающе. — И не таких уносит.
— То-то и оно! Кувыркнет — и все тут.
— Ой, не шутите, правоверные, — помните, как утонул старшина Магомет Шарданов?
Табунщик Мурат Пашев был единственным из Шхальмивоко осужденным по делу о Зольском возмущении, и тут, в ауле, откровенно говоря, плохо понимали особенный и грозный смысл этого события, но вот не могли забыть, как прошлым летом, в день, подобный сегодняшнему, когда река не любит шуток, подгулявший в городе князек Шарданов, старшина аула и двоюродный брат нынешнего владетельного князя Берда, задумал перебраться вброд через бушующую -реку и утонул. Утонул на глазах у людей, вылавливавших, как и сегодня, валежину и не успевших выловить самоуверенного князька. Всадника мгновенно смыло с коня, только бурка мелькнула и поплыла папаха.
Между тем чинару несло на Эльдара. Он ухватил ее. За чинарой по течению плыла другая добыча. Теперь навстречу ей забегал уже богач Муса Абуков, понукая полунищего Масхуда и нищего Нургали:
— Масхуд! Нургали! Скорей! Не ждите лодыря Батоко.
Постоянный спутник Мусы, длинноногий, лысеющий хитрец Батоко всегда охотно поддерживал Мусу в любых словесных стычках, но работать не любил и сейчас опять норовил увильнуть.
Муса не был бы Мусою, если бы упустил случай прихватить чужое. Нет, Муса не брезговал ничем. «Дурак делит богатство с богатым», — иронически замечает пословица. Не потому ли, что дурак верит, будто богатый не забудет его в своем завещании?.. Не потому ли и Нургали так хлопочет для Мусы?
Давно уже забытый родственниками и самим аллахом, печальный Нургали, всем своим видом смахивающий на козла, лишен даже чашки молока, ибо не имеет коровы. Но всем известно, какие пылкие мечты лелеет этот корыстолюбивый неудачник, живущий с той доли, что магометане свозят осенью от своих достатков на нищенский его двор...
Впрочем, так ли это? Только ли этим жив мечтатель Нургали?
А другой пособник Мусы, мясник Масхуд, почему он лезет в воду для Абукова? По простоте душевной?
Коран велит помогать соседу — и жилистый, сухопарый Масхуд тоже лезет в воду, хотя не хуже других знает, что Муса-то не стал бы ловить валежник для соседа... Нет, не только как добрый мусульманин старается Масхуд. Он. надеется хорошо пообедать. Не может быть, чтобы богач Муса не пригласил самоотверженных помощников откушать у него в доме. И кушанья, конечно, будут поданы на стол красавицей Мариат, которую нелегко увидеть иначе, потому что муж ревниво оберегает ее от чужих глаз... О, как давно и сильно нравится Масхуду красавица Мариат! Сам Масхуд жены не имеет, как не имеет и многого другого. Хотя он целыми днями забивает на бойне крупный и мелкий скот, хороший кусок мяса редко перепадает ему, и он пробавляется больше остатками и потрохами, почему и носит прозвище «Требуха в желудке».
— Масхуд! Эльдар! Не ждите лодыря Батоко, не зевайте! Да сразит меня аллах, если это не кровать...
Откуда ее несет? Из чьего дома? Кто, несчастный, пострадал? Некогда обдумывать все это. Масхуд, по грудь в воде, уже перехватывает добычу. Мутный поток хочет сбить с ног храбреца, пена брызжет в лицо.
— Эльдар, помоги! И Эльдар, справившись с чинарой, вместе с Нургали и Масхудом выволакивают на камни — что бы вы думали? Вполне исправную деревянную, в резных узорах, кровать.
— Ага.дело! Покуда найдешь золото, держи, Нургали, кровать,— подшучивает Эльдар: кому неизвестна мечта Нургали — попасть в такую страну, где золото собирают руками.
Нургали моргает своими желтыми, как у козла, глазами, мокрыми руками поглаживает жидкую бородку и говорит:
— Видимо, река смыла дом балкарца в ущелье. Так аллах одного наказывает, другого награждает. Эх!
— И везет же.тебе, Муса! — восклицает Эльдар.
— Добро к добру идет, — весело отвечает Муса.
А вдова Диса вертится тут же и подобострастно заключает:
— Удивительно ли, что богобоязненный Муса у аллаха всегда на виду?
С год как Диса осталась вдовой. Жизнь ее нелегка. Диса не сводит загоревшихся глаз с кровати. Все селение знает, что вдова и две ее дочки спят на земляном полу. Ах, и в самом деле, почему такая удача Мусе? Ни она, ни старшая ее дочка, прехорошенькая Сарыма, не в силах выловить в бешеном потоке что-нибудь стоящее. В промокших подолах собраны только щепа да веточки.
— О, да ты, Муса, у аллаха на первом счету!
И вдруг — о, чудо!—должно быть растроганный этой лестью, Муса делает широкий жест:
— Диса, бери. Отдаю тебе.
Диса не верит ушам. Ее дочка прижалась к ней, с подола сыплются щепки, и тоже смотрит восхищенными глазами на кровать, быстро обсыхавшую на ветру и солнце.
— Ну, что же ты, Диса? Бери! — ободряет вдову Эльдар.
— Бери, Диса,— поддерживают другие.
— Давайте помогу, — готов услужить Эльдар и поглядывает на хозяина — муллу.
Сайд не противится.
— Мусульманин мусульманину всегда уступает, — поучает добрый мулла.
— Грех отказываться от щедрот мусульманина, — замечает Нургали, но в его голосе слышится зависть.
— Не смущайся, Диса, — снисходительно добавляет уже сам Муса. — Бери и за то помоги жене обмазать глиной дом.
Ну что ж, — радостно соглашается женщина, — видно, сегодня такой день, что аллах обещает одним сына в люльку, а другому дает кровать для дочери. А помочь твоей жене, Муса, конечно, не откажусь.
Однако важное замечание Дисы насчет сына, обещанного аллахом в чью-то люльку, прошло мимо ушей, потому что все