Чернышевский Н. Г. Избранные сочинения. / Редкол.: Г. Беленький, П. Николаев, А. Пузиков и др.; Вступ. статья, сост. раздела «Приложения» П. Николаева; Примеч. У. Гуральника.— М.: Худож. лит., 1989.— 527с. (Б-ка учителя). ISBN 5-280-00018-3


Русская классическая лптература XIX века была универсальной по своей природе и функциям: она явилась нашей национальной философией, моралью, эстетикой, политикой. Вот почему почти каждый крупный писатель той эпохи был одновременно теоретиком, философом-мыслителем. Многие пытались сформулировать цельную систему своих воззрений на общественную жизнь и на художественное творчество.
Замечательным примером такого единства теории и практики был творческий опыт Н. Г. Чернышевского. Лидер революционного движения в России середины прошлого столетия, крупнейший философ-материалист, создатель стройной эстетической теории, блестящий историк и экономист, Чернышевский воплотил свои научные взгляды в художественной практике — романах, повестях, рассказах, драматургических сочинениях.
Это не означало, что его беллетристические произведения оказались лишь иллюстрацией теоретических доктрин,— нет, автор всегда оставался художником. И все отмеченное выше единство составляет специфическую особенность творческого облика Чернышевского. Об этом свидетельствуют произведения, составляющие настоящее издание.
Николай Гаврилович Чернышевский родился 12(24) июля 1828 года в Саратове, в семье священнослужителя. Но он рано понял, что не приемлет религиозных проповедей. В 22 года он записывает в дневнике: «Вот мой образ мыслей о России: неодолимое ожидапие близкой революции и жажда ее...»
Рано созрела и потребность юного мыслителя, выпускника петербургского университета, непосредственно участвовать в подготовке этой революции. «У нас будет скоро бунт,— пишет он в 1853 году,— ...я буду непременно участвовать в нем».
В том же году Чернышевский начал сотрудничать в лучших петербургскпх журналах: сначала в «Отечественных записках», затем в «Современнике», а с февральского номера за 1854 год его критические выступления в этом журнале стали регулярными.
Менее десяти лет Чернышевский интенсивно занимался литературной критикой — с 1853 но 1861 год,— но его деятельность составила эпоху в истории русской литературно-эстетической мысли.
Бремя это — годы назревания в России социально-экономических перемен, когда вековечная крестьянская проблема со всей силой потребовала своего решения. Самые различные общественные силы — реакционно-монархические, либеральные и революционные — пытались участвовать в этом решении. Их социальный и идейный антагонизм со всей очевидностью обнаружился после обманувшей ожидания реформы
1861 года.
Как известно, возникшая в 1859 году в стране революционная ситуация не переросла в революцию, но именно о коренном революционном преобразовании русской жизни думали лучшие люди той эпохи. И первый среди них — Чернышевский. Он поплатился заключением в Петропавловскую крепость и годами ссылки за свою политическую деятельность. Но до ареста и в долгие годы сибирской ссылки он успел сделать очень много для русской культуры и общественной мысли.
Первые литературно-критические выступления Чернышевского в журналах совпали с работой над большим историко-литературным сочинением «Очерки гоголевского периода русской литературы» (1855—1856), где oн предстал преемником В. Г. Белинского, и над трактатом «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855). Если бы Чернышевский ни разу не оценил конкретные явления текущего литературного процесса, он все равно оказал бы этой диссертацией огромное влияние на литературно-критическую мысль. «Эстетические отношения...» составили теоретическую, философскую основу самой критики. Кто не знает формул из этой диссертации: «прекрасное есть жизнь», «прекрасно то существо, в котором видим мы жизнь такою, какова должна быть она по нашим понятиям». Ими восторгались, но они же и приводили в смущение иных исследователей. В первой формуле видели даже политическую двусмыслицу: разве всякая жизнь прекрасна? А в соседстве двух внешне непохожих тезисов констатировали противоречивость эстетических воззрений Чернышевского.
Но ни двусмыслицы, ни противоречия здесь нет. Первая формула определяет общую природу прекрасного как объективного явления, как проявления вообще жизнедеятельных начал бытия (и естественного, и социального). Это истинно материалистическая трактовка прекраспого. Во второй формуле, являющейся производной от первой, заключен общественный, идейный аспект восприятия прекрасного, исключающий, несомненно, из сферы эстетического социально безобразное. Обе формулы вполне диалектичны.
Чернышевский признавал высшей формой прекрасного красоту
чечовеческой жизни и человека. Недаром он соглашался с великим немецким просветителем XVIII века Лессингом, считавшим, по словам Чернышевского, человеческую жизнь единственным «коренным» предметом, единственным «существенным» содержанием искусства.
Чернышевский понимал, что, начав рассматривать эстетические качества человеческой жизни, исследователь вступает в область социальных и классовых представлений и понятий, ибо подобные эстетические качества связаны прежде всего с социальной сущностью явлений. Поэтому характеристика Чернышевским прекрасного как того, с чем «связано счастие, довольство человеческой жизни», прекрасного как идеала жизни, приобретает в данном случае особое значение.
У революционного демократа не случаен, разумеется, тот знаменитый анализ различных понятий о прекрасном, который утверждает красоту труженика, противопоставляя ей призрачную, ложную и внешнюю «красивость» тех социальных слоев, чье бытие праздно и неплодотворно. Помимо принципиально важной для литературной критики формулы «прекрасное есть жизнь», в диссертации есть замечательное определение задач искусства. Их три: воспроизведение, объяснение, приговор. При терминологической щепетильности можно заметить известную механистичность подобной классификации художественных целей: ведь в самом воспроизведении уже заключен объясняющий момент. Это понимал и сам Чернышевский. Но ему было важно охарактеризовать творчески преобразующий процесс художественного осознания мира. Теоретик искусства подчеркивал словом «приговор» активное авторское отношение к воспроизводимому реальному объекту.
В целом же диссертация своим последовательным материалистическим пафосом, глубоким философским обоснованием приоритета жизни перед искусством, определением общественного характера художественного творчества («общеинтересное в жизни — вот содержание искусства») явилась манифестом русского реализма 50—60-х годов.
В собственно литературно-критических статьях Чернышевский глубоко разработал теорию реализма, проанализировал образцы этого художественного метода.
Особо должна быть выделена его статья о творчестве молодого Л. Толстого (1856). Еще в ранних своих статьях Чернышевский говорил об оригинальности как решающем достоинстве художественного таланта. В статье о Толстом он стремится определить своеобразие, «отличительные черты таланта» художника. Одну из таких черт критик увидел в психологическом анализе, который у Толстого предстает как художественное исследование, а не простое описание душевной жизни. Даже крупные художники, способные уловить драматические переходы одного чувства в другое, чаще всего воспроизводят лишь начало и конец психологического процесса. Толстого же интересует самый процесс — «едва уловимые явления... внутренней жизни, сменяющиеся одно другим с чрезвычайною быстротою и неистощимым разнообразием».
Другой отличительной чертой Толстого критик считает «чистоту нравствепного чувства». Это же высоко оценивали и другие критики: Дружинин в «Библиотеке для чтения» (1856) отмечал «великолепно нравственное» в «Метели» п «Двух гусарах»; говорил он п о психологическом искусстве писателя, умеющего представить «духовное расширение человека».
Но Чернышевский видит в психологизме Толстого не туманное «духовное расширение», а ясную «диалектику души», исследование которой есть универсальный толстовский ключ к познанию сложной психики.
Статья о Толстом демонстрировала новый уровень понимания Чернышевским реалистического искусства. К критике Чернышевского в полной мере относится известная формула Добролюбова — «реальная
критика».
Чернышевский пишет таюке о «единстве произведения» у Толстого, то есть о такой композиционной организации его повестей, когда в ннх нет ничего постороннего, когда отдельные части произведения полностью соответствуют его основной идее. Этой идеей и оказывается психологическая история развивающейся личности.
Так глубоко трактует критик художественность в реалистическом искусстве. В поэтизации нравственного чувства видит Чернышевский гуманизм писателя. А гуманистическое содержание художественного произведения в сочетании с правдивостью изображения личности и вообще жизни составляло теперь для Чернышевского сущность п силу реалистического искусства.
Статья о молодом Толстом точно определила те особенности таланта, которые сохранились в основе неизменными и в последующем творчестве великого писателя.
Чистота нравственного чувства в толстовских повестях особо привлекла революционного мыслителя, в чьих социально-эстетических воззрениях в ту пору складывалось представление о положительном героз современности и его отражении в литературе.
Утверждению нового героя в статьях Чернышевского сопутствовало развенчание героя предшествующей эпохи — «лишнего человека», а вместе с тем и дворянства как класса, неспособного принять активное участие в преобразовании действительности. В статье 1858 года «Русский человек на rendez-vous», посвященной повести Тургенева «Ася», критик доказывает социальную и психологическую несостоятельность «лишнего человека». Речь идет преимущественно о главном герое пове-; сти — господине Н. Его пассивность, безволие, неспособность к дейст- вию — черты, свойственные не только господину Н., но и всему классу общества, его породившему.
В повести Тургенева Чернышевский находил большую художественную правду, отражение реальных процессов и требований времени. Критик пишет об эволюции «лишних людей» в русской жизни и лпте-
атуре показывает, как новые исторические потребности общественной боиьбы все яснее выявляют отвлеченность исканий и протеста «лишних людей» как мельчает в своем социальном значении рефлектирующий герой Делая из наблюдений над тургеневским персонажем широкие выводы, критик ориентирует внимательного читателя на молодые демократические силы России, от которых только и зависит будущее.
Бескомпромиссно звучит приговор революционного демократа тургеневскому герою: «Все сильней и сильней развивается в нас мысль... что есть люди лучше его... что без него нам было бы лучше жить».
В 1861 году Чернышевский опубликовал статью «Не начало ли перемены?» — замечательный образец революционно-публицистической критики.
Идеолог крестьянской революции, он не раз писал об огромной роли народа в истории, особенно в переломные, исключительные исторические моменты. Такими моментами он считал Отечественную войну 1812 года и отмену крепостного права, которая должна высвободить скрытую энергию крестьянских масс, энергию, которую следовало направить на улучшение их собственного положения, на удовлетворение их «естественных стремлений». Опубликованные в 1861 году очерки Н. Успенского дали критику материал для развития этой мысли.
Не унижение русского мужика, не пессимизм по отношению к его духовным способностям видит Чернышевский в очерках Н. Успенского. В образах простых крестьян, изображенных писателем, оп отмечает скрытую силу, которую нужно понять, чтобы пробудить ее к действию.
Настала пора, когда надо сказать русскому мужику, что и он сам во многом повинен в своем бедственном состоянии и тяжкой жизни близких ему людей, долга перед которыми не осознает. «Правда без всяких прикрас» о крестьянской темноте и жестокости в очерках молодого писателя интерпретирована великим критиком в революционно-демократическом духе.
Эту «правду без прикрас» Чернышевский считает подлинным открытием в русской литературе. Правда эта явила собой перемены в историческом взгляде на народ.
«Не начало ли перемены?» — последняя литературно-критическая работа Чернышевского. Она подытожила его борьбу за реализм в литературе. Остросовременная статья призывала сменить сентиментальные сентенции о русском народе на честный, бескомпромиссный разговор с ним: «...говорите с мужиком просто и непринужденно, и он поймет вас; входите в его интересы, и вы приобретете его сочувствие. Это дело совершенно легкое для того, кто в самом деле любит народ,— любит не на словах, а в душе».
Не показное, славянофильское, народолюбие «квасных патриотов», а заинтересованный и предельно откровенный разговор о «мужике» — вот, по Чернышевскому, основа подлинной народности литературы.