Маяковский В. В. Стихотворения. Поэмы. Пьесы./Вступ. статья А. Урбана. Примеч. А. Ушакова, Ф. Пиц-кель. Оформ. худож. Л. Яценко.—Л.: Худож лит., 1983.-656 с.


Явление Маяковского в русской поэзии, уже знавшей Державина и Пушкина, Лермонтова и Некрасова, Тютчева и Блока, необычайно. Высоты, достигнутые русским стихом, жизненный материал, им захваченный, казалось, не имели границ. И поэты первой величины, и их спутники раздвинули пространство стиха так широко, что он готов был принять самые разнообразные смысловые значения, был настежь открыт перед жизнью. Ему оказались доступны и непосредственная социальная практика, и философская глубина, и тончайший психологизм. Во многих отношениях он мог соперничать и соперничал с прозой, которой в принципе доступен любой жизненный материал. И тем не менее Маяковский сделал открытия, ставящие его в первый ряд поэтов. Он ввел в поэзию новую социальную действительность и показал ее с такой силой и такими средствами, которые до сих пор не перестают привлекать к себе внимание. Он был новатором идей, тем и способов выражения, составляющих вместе мир поэзии Маяковского, напряженнейшей в своем лиризме и захватывающей действительность необыкновенно широко и многосторонне. Он безусловный классик русской и всей советской поэзии, продолжающий действовать в ней непосредственно с огромной силой живого участия, которое ощущается каждодневно до сих пор. Оказал он влияние и на мировую поэзию.
Маяковский вступил на путь литературы в эпоху общественных кризисов и потрясений. Сокрушительное поражение царизма в русско-японской войне и первая русская революция. Наступившая затем реакция не могла сдержать все более крепнувших выступлений рабочего класса. Первая мировая война и новые поражения царизма создали в стране революционную ситуацию, разрешившуюся в октябре 1917 года победой пролетариата, победой социалистической революции.
Поэзия в эти годы тоже переживала острейший кризис. Символизм, наиболее влиятельный в начале века, как литературное направление исчерпал себя. Эстетские группы и школы, противо-поставившие его символизму, не смогли выдвинуть поэта новой эры, поэта, который бы выразил все то, что изменило жизнь — мощных выступлений пролетариата до научных и технических Достижений века.
Маяковский пришел в поэзию как социальный поэт, постигший новые запросы и потребности времени, как поэт революционный, схватывающий на наших глазах меняющийся облик мира, преображающегося в бурях общественных движений.
Путь самого Маяковского-поэта отражает динамику времени. От его первых бунтарских стихотворений до поэмы «Во весь голос» — дистанция огромного размера. От предреволюционной поэзии с чертами стихийного протеста он пришел к поэзии социалистической, осваивающей идеи и практику строительства новой жизни. От первых послереволюционных поэм с преобладанием космических абстракций — к поэзии реализма, отражающей, истолковывающей и переделывающей жизнь силой образного слова.
Поэзия Маяковского неисчерпаема. В каждую новую эпоху она живет новой жизнью. Питаясь настоящим, она вся обращена к будущему. Через головы современников поэт разговаривает с нами — своими потомками. В этом предисловии речь пойдет прежде всего о том, что составляет пафос его поэзии. О Маяковском, который работал, приближая к себе будущее, задумываясь о нем буквально с начальных шагов в литературе.
Первые стихи Маяковского опубликованы в 1912 году в футуристическом альманахе «Пощечина общественному вкусу». Ему- было тогда 20 лет. Он уже прошел большевистское подполье, арест, тюремное заключение. Он знал жизнь городской бедноты. Сам испытал нужду. Был начитан в марксистской литературе и запрещенной бесцензурной печати. В тюрьме освоил новейшую поэзию. В среде товарищей по Училищу живописи, ваяния и зодчества основательно познакомился с современным искусством.
Он развивался стремительно, впитывая жизненные впечатления, поток классической и современной культуры. У него была редкостная память и острый глаз, богатейшее метафорическое воображение и необыкновенно трезвый аналитический ум.
Все, что он усваивал, приобретало печать его собственной личности. Симпатии его очень избирательны. Отталкивания резки. Все, что он видел, слышал, читал, немедленно проходило оценку, оказывалось по ту или другую сторону его интересов, с положительным или отрицательным знаком. Однако и в том и в другом случае — преображалось оригинальным складом собственного восприятия и мысли.
С первыми же стихотворениями и поэмами Маяковский вошел в поэзию как новатор. Речь тут не о том, что он оказался в центре шумного содружества футуристов с их заумным языком. Он ввел в поэзию свои темы и образы, нового героя-автора. Его оригинальность сказалась прежде всего в содержании.
Прикоснувшийся к революционной борьбе, восставший против «страшного мира», принявший на свои плечи боль и страдания
лодей, Маяковский вернул поэзию с заоблачных метафизических высот, куда ее вознесли символисты, на землю, к реальности.
Он привел свою поэзию на заводскую окраину, где фабричные корпуса «в неба свисшиеся губы воткнули каменные соски», «в кинематографы, в трактиры, в кафе», на «небритые щеки» площадей. Увидел поэзию («зовы новых губ») в городских вывесках, в водосточных трубах; вошел в непосредственные, почти интимные отношения с этой новой «природой»: «Брошусь на землю, камня корою в кровь лицо изотру, слезами асфальт омывая. Истомившимися по ласке губами тысячью поцелуев покрою умную морду трамвая».
Городская тема существовала и до него как тема антибуржуазная, как отрицательный фон драматических метаний поэта. У Маяковского она достигла такой степени сгущенности, что город для его героя стал средой обитания, постоянным участником душевной жизни.
Маяковский не в теории, а на деле принял в свою поэзию эту новую действительность с ее трагическими противоречиями, сделал ее предметом переживания, средоточием конфликтов и взаимодействий между поэтом и миром: «Столиц сердцебиение дикое ловил я, Страстною площадью лежа».
Новая действительность — городская, индустриальная, технологическая — порождала и новые способы подавления человека. Буржуазный «Повелитель Всего» стремился его механизировать, поставив обслуживать машину. Окружив многочисленными вещами — сделать человека их рабом.
Маяковский, приветствуя наступление индустриальной эры, увидел и те конфликты, которые она несет. Он как гуманист встал на защиту человека против его принижения и подавления. Во взаимоотношениях человека с новым вещным составом мира он уловил не только момент отчуждения, но и творческого преображения.
Город у Маяковского страшен, но и красив. Вещи буржуазного - обихода, вроде фантастического «капкана для ловли блох» из трагедии «Владимир Маяковский», отвратительны, но существуют и вещи полезные, необходимые, прекрасные.
В трагедии есть большой диалог о вещах. Тысячелетний Старик с кошками сеет панику: «В земле городов нареклись господами и лезут стереть нас бездушные вещи». Свечи и лампы погасили зори. Вместо всяких изобретений он предлагает «натуральное» электричество: «гладьте сухих и черных кошек». «Вещи надо рубить!» — кричит разъяренный Старик.
Ему возражают: «А может быть, вещи надо любить?» Дело не в самих вещах. Буржуазный «Повелитель Всего» искажает вещи, приспособляя их к своим нуждам. Он делает их агрессивными и злыми. «Злобой не мажьте сердец концы!» — заключает этот спор сам Маяковский.