Шуртаков С. И. Трудное лето: Повесть / Семен Иванович Шуртаков. — М.: Молодая Гвардия, 1956. — 389 с.


За окном густо валит снег. Крупные мохнатые хлопья плавно опускаются на землю, будто кисейная занавесь непрерывно плывет сверху вниз. Редкие деревья, по ту сторону улицы, еле проступают сквозь снежную кисею и кажутся ненастоящими, а фигуры прохожих, бесформенными пятнами возникающие и тут же бесследно пропадающие, еще более усиливают это впечатление.
Ольга смотрит на падающий снег, и мысли у нее текут так же медленно, не прерываясь, но и не задерживаясь подолгу на чем-нибудь одном. И все, над чем она думает, остается смутным, неясным, будто просматривается сквозь вот эту снежную завесу.
Снег все гуще, все непроглядней. Такой чуть влажный, мягкий снег обычно пахнет спелым арбузом, и сладко вдыхать этот запах, — от него слегка кружится голова и распирает грудь. Хорошо ступать по такому снегу, ощущать его на лице, вслушиваться в тот тихий шорох, с каким он падает на землю. Но сквозь двойные рамы с улицы не проникает ни запахов, ни звуков, и Ольга, постояв у окна, отходит и снова садится к столу.
Часы за стеной отсчитали двенадцать медленных ударов. Почти следом же, как и всегда, раздался глухой деревянный стук — секретарша Зинаида Сав-вишна накрыла футляром свою машинку: перерыв на обед.Значит, прошло уже четыре часа, как Ольга села за свой план, а работа не подвинулась ни на
шаг.
День сегодня, что ли, такой незадачливый — с самого утра ничто в руки не идет. Да еще и снег этот, уж лучше бы перестал! А то, хочешь не хочешь, вспоминается другой такой же снежный непроглядный день, и путаются мысли, уводят далеко в сторону от того, над чем только что думала. В тот день, в такой же вот густой снегопад, пришло известие о Василии... Да, тогда был такой же тихий и обильный снегопад.
Василий очень любил теплые безветренные дни со снегом. Это он уверял, что молодой снег пахнет спелым арбузом, и любил подставлять Ладонь под летящие снежинки — крупные, мохнатые... Они осторожно ложились на его широкую ладонь и медленно,
нехотя таяли...
Ольга встряхивает головой и резко выпрямляется. «Нет, об этом сейчас не надо, сейчас о деле... Попробуем разобраться еще раз».
Она расправляет загнувшиеся углы плана Березовской оросительной системы, пододвигает к себе листки с цифрами и — уже в который раз! — начинает просматривать их.
Водоем на реке Березовке может орошать до двух тысяч гектаров — это первое, и это ясно. Однако в новоберезовском колхозе орошаемой площади около восьмисот гектаров, в староберезовском, находящемся ниже по течению реки, — только сто тридцать, в ключевском, который еще ниже, еще дальше от плотины, — и того меньше: шестьдесят. Это уже не совсем ясно. Почему не прибавляются поливные площади, почему вода мертвым капиталом качается в запруде? Уж не потому ли, что урожай на поливных полях новоберезовского колхоза — вот они таблицы! — год от года становится ниже и ниже: здесь он сравнялся с урожаем на богарных, неполивных землях, а здесь опустился даже еще ниже... Впрочем, дело не в таблицах: Ольга сама родилась в Ключевском, о плохих урожаях на поливных полях зна-
ла и раньше, безо всяких таблиц. Но почему, почему это так? И что же тогда будет с перспективным планом орошения, который она составляла так долго и
тщательно?
В досаде Ольга подняла руки с чертежа, и его края медленно сошлись в трубочку, захватив с собой а листки с цифрами.
С левой стороны стола открылась лежавшая под чертежом, старенькая, с оборванными углами, топографическая карта района. Карта эта Ольге определенно не нравилась, — неживая какая-то: ни сел, ни деревень на ней нет. На целый район один небольшой жиденький лесок. Реки текут так, словно хотят поскорее убежать из района. Да и маловато рек, все ручейки какие-то...
Ольга взяла с другой стороны стола свою новую карту и положила ее поверх старой. Вот каким должен быть район! Новая карта-план была нарисована тушью », в нарушение всех правил, раскрашена яркими акварельными красками. Реки на ней были обозначены жирнее, на реках, кроме Березовской, выросли две новые плотины. Наверное, вот таким видел в своих мечтах район и Василий.
Василий любил говорить о будущем и как-то очень ясно, почти зримо, представлял его. Он даже слегка прищуривал глаза во время таких разговоров, будто хотел повнимательнее всмотреться в то, что перед ним открывалось. Черные смородиновые глаза его светлели, как светлеют они у Юрки, когда тот смеется... Да, глаза у Юрки вылитые отцовские...
Еще в техникуме начала думать Ольга над своим планом. И вдруг все зашло в какой-то тупик.
На выпускном вечере Ольге и ее товарищам было сказано в напутствие немало хороших, теплых слов. Говорилось тогда и о трудностях, с которыми новые агрономы-мелиораторы могут встретиться в работе, однако Ольге и в голову не приходило, что трудности могут быть вот такого именно рода.
«Агроному работать в родном районе и легко и приятно, — сказал Ольга сосед по вагонному купе,когда она возвращалась домой. — Тут тебе и обстановка ясная и люди знакомые...»
Ольга усмехнулась проницательности своего дорожного спутника и, резко отодвинув лежавшие перед ней карты, взялась за телефонную трубку.
Новая Березовка, узнав, откуда звонят, ответила, Что у них «вышел со строя телефон» и они «абсолютно ничего не слышат». Ольга несколько растерялась и на всякий случай переспросила:
— Так вы меня не слышите?
— Абсолютно! — подтвердила довольно чистым голосом Новая Березовка.
— Странно. А я вас так даже очень хорошо
слышу.
— Так уж. Нас слышат, а мы нет. Все хорошо, хорошо, а потом вдруг... мембрана, что ли, западает.
Некоторое время в трубке переговаривались два мужских голоса, а потом один из них все так же чисто и ясно сказал:
— Вы передайте товарищу Васюнину, пусть он не сомневается, — подготовку к севу мы уже начали. К нужному сроку у нас будет не хуже, чем у людей. Наш «Вперед» сзади всех не останется. И сводку, насчет которой вы звоните, завтра же представим
по полной форме...
Не дослушав, Ольга повесила трубку: совсем не сводка ей была нужна! Она встала, прошлась по комнате и остановилась перед картиной, висевшей в простенке. Это была небольшая репродукция, оправленная узенькой рамкой. Случайно наткнувшись на нее в антикварном магазине еще во время учебы, Ольга привезла ее с собой и повесила здесь, в своей
рабочей комнате.
На картине был изображен старик, погруженный в глубокое раздумье. Он сидел на каменных ступенях, уронив в ладони узловатых натруженных рук седую голову. Можно подумать, что старик спит, — так неподвижен он, в такое глубокое раздумье погружен. Это мираб, человек, распределяющий воду. Солнце палит почти отвесно, ничто не дает тени. При
таком солнце земля не может родить без воды. Вода—источник жизни и земного богатства. Каждый хочет получить ее как можно больше, и это очень трудно —дать всем поровну и никого не обидеть.
Очень трудно!
Да, какое это благодеяние — вода! Мудрым должен быть человек, которому она доверена. Земля изнывает от жары, ждет воды, и вот она потекла по арыкам, все оживляя вокруг... Однако вместо среднеазиатских полей Ольге представились поля Новой Березовки — тоже иссушенные, ждущие воды. Но только вода для них не благодеяние...
В дверь постучали.
Слегка пригнувшись под притолокой, вошел высокий человек, одетый по-городски легко: в кожаный реглан, кепку и ботинки. Высота двери была достаточной, чтобы пройти в нее, не нагибаясь, и, видно, человек сделал это просто по привычке.
По реглану и богатырскому росту Ольга с первого же взгляда узнала дорожного знакомого Илью Гаранина. Как выяснилось еще в вагоне, он оказался из числа тех, кого после сентябрьского Пленума направили работать в деревню.
Поздоровавшись еще от порога, Гаранин, заметно и как бы с удовольствием округляя «о», объявил, коротко улыбнувшись:
— Безо всякого дела. На правах старого знакомого. Если некогда, зайду в другой раз.
Ольга предложила стул гостю, а пока придумывала, с чего начать разговор, Гаранин сказал, как бы продолжая старый:
—- Знакомлюсь с обстановкой. Был у Васюнина... Ничего, если закурю?
Он расстегнул реглан, достал трубку.
— Говорят, Васюнин раньше райсельхозом ведал? То-то он так сведущ во всем. И вообще впечатление производит солидное. Так что работать с таким начальством... Что? Зря завидую?
Прямой вопрос Гаранина и особенно его открытый пристальный взгляд, с которым Ольга на секунду встретилась, несколько смутили ее.