Ботвинник М. М. К достижению цели. — М.: Мол. гвардия, 1978. — 255 с, фотогр.



Первый советский чемпион мира по шахматам, доктор технических наук, профессор Михаил Ботвинник рассказывает о шахматах и шахматистах, о своей жизни и научной работе, связанной с созданием ЭВМ, умеющей играть в шахматы. Книга адресована массовому читателю.

— Миша, что делаешь?

Я не слышал вопроса — писал пьесу.

Шел мне десятый год; к тому времени я уже приобрел у букинистов Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, книги были дешевые (деньги дала мама). Читал я в белые ночи, тогда и испортил зрение, стал носить очки. Потом посмотрел в Большом драматическом «Дон Карлоса» и решил стать драматургом.

— Миша, что делаешь?

Тут я вернулся в реальный мир и увидел Юлия Павловича, мужа моей двоюродной сестры Саши. Объясняю, что пишу первое действие; явление первое (король, первый придворный, второй придворный) уже написано; во втором явлении прибавился третий придворный, а вот что дальше — не знаю...

— Не знаешь, — сказал Юлий Павлович, — не пиши!

Так я и не стал писателем — незаконченное первое действие было уничтожено. Ко дню рождения Юлий Павлович подарил мне «Войну и мир». Парнишка я, вероятно, был неплохой, учился легко и самостоятельно; насколько помню, отец порол меня лишь один раз. Был он зубным техником и при изготовлении вставных зубов применял американский материал стене. И вот Леня Баскин, приятель моего брата Иси (брат был на 3 года старше — он погиб в сентябре сорок первого под Ленинградом), обратился ко мне с просьбой: не стащу ли
я пачку стенса?

Я был настолько польщен оказанным доверием, что
не смог отказать Лене.

Отец, конечно, заметил пропажу. Я отрицал все, но это не помогло. Навсегда запомнил я унизительную процедуру: и комнату, где это происходило, и как отец меня держал, и мой рев... Видимо, папа понял, что нельзя было сказать правды — я подвел бы Леньку, — и отпустил воришку. Три года спустя Леня Баскин научил меня играть в шахматы.

Водили нас с братом гулять в Екатерининский садик (жили мы на Невском), потом брат пошел в школу, а я — в детскую группу. Возвращаясь с работы, отец заходил за мной и вел домой. Запомнилось, как однажды зимой шли мы по Невскому, падал густой снег, крупные снежинки все заполонили, медленно опускались на прохожих и на тротуар. Раньше я всегда себя ощущал как бы в пустоте, а тут мне стало тесно и страшновато.
— Папа, — сказал я, — смотри, мы живем в снегу. Отец только засмеялся... В 1920 году мать заболела,
и отец от нас ушел.

До 25 лет отец жил в деревне под Минском, где кончил начальную школу; работал у своего отца как батрак. Физической силой обладал недюжинной — хватал за рога самого сильного быка в стаде и валил на землю... И характер у отца был жесткий: когда поссорился с моим дедушкой (не довелось мне его повидать), то уехал в Петербург и поступил учеником к зубному технику Василию Ефремову. (Д. В. Ефремов, профессор Политехнического института в Ленинграде, потом был министром электропромышленности —• родной его сын.) Сдал экзамен, получил диплом и до конца дней своих сидел за верстаком...

Отношения с отцом сохранились самые добрые, оннас опекал и материально помогал, но все же началась новая жизнь.

Я вообразил себя в семье главным и требовал, чтобы мама и брат меня слушались. Сначала они относились к моим претензиям снисходительно, но однажды взбунтовались. Тогда я схватил стакан: «Или по-моему, или стакан разобью». Стакан я в азарте прикончил, но на этом и завершилась тирания младшего сына.
Учились мы с братом далеко, у Финляндского вокзала, в 157-й советской единой трудовой школе, но, по существу, это было Выборгское восьмиклассное коммерческое училище Германа. В 1905 году группа прогрессивных педагогов во главе с П. А. Германом организовала частную школу. Первые три года, пока школа не окрепла, педагоги работали бесплатно. Каждый год отмечалось основание училища, и мне довелось слышать рассказ самого Петра Андреевича о том, как было дано в газету объявление, что в училище будет совместное обучение мальчиков и девочек, что наборщик ошибся и в газете было напечатано о совместном обручении мальчиков и девочек, как газета исправила ошибку, поместив объявление повторно, и все же на приемные испытания пришел лишь один ученик...

Душою младших классов был Леонид Николаевич Никонов — он преподавал естествознание. Маленького роста (тогда он нам представлялся гигантом), в неизменном длиннополом сюртуке и с бородой черномора, он лишь казался строгим... Впоследствии, когда школа была закрыта, Леонид Николаевич стал профессором пединститута в Смоленске.